Тревожный август - Страница 14

К оглавлению

14

Сергей выглянул из-за бруствера и увидел метрах в ста рассыпавшуюся цепь немцев, они шли мимо него, обходя оборону с фланга. Он не торопясь утопил сошники, проверил деление на планке прицела и хлестнул длинной очередью почти в спину атакующим.

Капитан Лукин спрыгнул в окоп и увидел очкастого студента, лежащего у задней стенки (из простреленного виска текла тонкая струйка крови), и спину человека, прилипшего к пулемету, она дергалась в такт длинным очередям. Вон он повернул потное, с потеками грязи лицо:

— Диск. Давай диск.

Лукин схватил магазин и протянул его Белову. И опять заработал пулемет, и заходили лопатки под рубашкой, затряслась по-мальчишески тонкая шея.

Что было потом, распалось в памяти, как сон. По сей день Сергей помнит только обрывки боя: грохот танков, липкая кровь, бегущая по щеке, дрожащее, раскаленное тело пулемета, ветви, хлеставшие по лицу. Потом у моста в какой-то канаве они снова стреляли, и все время хотелось пить, и говорить он не мог, потому что сорвал голос. Где-то рядом разорвался снаряд, и стало больно ушам, и слышать он стал только на следующее утро.

Этим утром на краю деревни Лукин выстроил двенадцать человек в обгоревших ватниках и рваных шароварах. Двенадцать из шестидесяти.

— Наша группа выполнила задачу. Мы задержали врага...

Подъехала машина. Лукин подал команду и строевым шагом зашагал навстречу генералу. Тот выслушал рапорт, повернулся к спутнику:

— Все-таки остановили, товарищ командующий.

— Молодцы, молодцы, — командующий шагал к строю, оглядывая людей. — Смирнов, — скомандовал адъютанту, — принеси портфель. Спасибо, товарищи. Как дрались ваши люди, капитан?

— Прекрасно, товарищ командующий.

— Все кадровые?

— Никак нет. Вот тот боец, с пулеметом, студент, добровольно попросился в группу.

— Как он воевал?

— Отлично, товарищ командующий, если бы не он, смяли бы нас с фланга.

— Подойдите, товарищ... — генерал обернулся.

— Белов, — подсказал Лукин.

— Белов, — продолжил генерал.

Сергей подхватил пулемет, вышел из строя.

— Спасибо за службу, доброволец, — командующий достал из портфеля серебряную медаль и прикрепил ее к ватнику Сергея.

А вечером ему стало плохо. Поднялась температура, кашель разрывал горло. Гончак на попутной машине отвез его в Москву, в госпиталь. В ноябре он выписался. Врач посоветовал ему беречь легкие.

— Ничего страшного нет, — сказал он. — Но необходимо питание, воздух, покой.

Сергей усмехнулся. Он пришел домой. В пыльной квартире стояла гулкая тишина. Разжег газовую колонку, принял ванну. Лежа в горячей воде, разглядывал свои худые руки и думал о Гончаке, Лукине, ребятах.

Наутро отправился в университет. Его сразу же привлекли к общественной работе. Заставили составлять списки эвакуированных. На него приходили смотреть девушки и ребята с других курсов. Когда он шел по коридору, то в спину ему доносился восторженный шепот. Он стал героем. Он знал и видел такое, чего не знали и не видели другие.

Несколько раз Сергей ходил в военкомат. Безрезультатно. В первых числах января, рано утром, ему позвонили домой из горкома комсомола.

— Приходи сегодня в горком, — сказал заведующий военным отделом, — есть важный разговор.

Он пришел. В кабинете, рядом с завотделом, сидел человек в милицейской форме. Он внимательно поглядел на Белова.

— Ну, я пошел, — завотделом встал, — вы поговорите без меня.

— Моя фамилия Данилов, — сказал человек в форме, — я начальник отделения по борьбе с бандитизмом Московского уголовного розыска.

Так они познакомились. А через три дня Сергей Ильич Белов стал оперуполномоченным в отделении Данилова. С ребятами он сошелся быстро. Поначалу он думал, что медаль «За отвагу» позволит ему чувствовать себя человеком бывалым и обстреленным, но в отделении, или, как их звали в МУРе, бригаде Данилова, были награждены все. Иван Александрович имел такую же медаль еще с 1939 года, а к тому же за бои под Москвой орден Красного Знамени. Полесов и Муравьев носили по Красной Звезде, а у Степана еще и медаль была, правда трудовая. Так что бригада их была, как шутил Полесов, орденоносная. Здесь прошлое в зачет не принималось. На деле требовалось себя показать...

Полесов и Белов
(продолжение)

 Когда стемнело и читать стало невозможно, Степан отложил журнал:

— Ты не спишь, Сережа?

— Что вы, Степан Андреевич!

— Ну молодец. — Полесов встал, хрустко потянулся. — До чего же жрать охота. Ты как?

— То же самое.

— Надо воды попить и покурить сразу. Очень рекомендую, отбивает аппетит начисто.

— Как вы думаете, Степан Андреевич, придет сегодня кто-нибудь?

— Вряд ли. Мы здесь так, для порядку сидим. Теперь дураков нет, чтобы после мокрого дела сами в засаду приходили.

— Так чего же мы, собственно, ждем?

— У моря погодя или, вернее, дорогой Сергей Ильич, вдруг в сеть, расставленную для щуки, заплывет ершик. Маленький, но умный, кое-что знающий. Совсем стемнело. Ты, Белов, сиди здесь, а я в комнату пойду. Вдруг в окно кто заглянет.

Сергей сел в кресло. В темноте медленно-медленно поплыло время.

Данилов

К пяти утра, когда начался солнечный день, Данилов закончил дела. Вернувшись из горкома, он упросил Серебровского помочь ему допросить хозяйку Шантреля, и Сережа, как всегда, не подвел. Старуха «развалилась» через полчаса.

— Возраст, — потом говорил Серебровский, — я, Ванечка, у нее был лебединой песней.

14