Тревожный август - Страница 26

К оглавлению

26

Игорь брился перед маленьким зеркалом, поставив лампу почти рядом с ним. Свет падал на мокрые от воды волосы, они отливали серебром.

«Словно седые», — подумал он и, положив бритву, пошел умыться еще раз.

Когда он, умытый, свежий, в начищенных сапогах и вычищенной гимнастерке, сел за стол, штурман поглядел на него и присвистнул:

— Здорово тебя скрутило, Муравьев, полголовы поседело за один день.

Данилов

Он ничего не сказал Игорю. Совсем ничего. Так никогда и не узнает Муравьев, сколько папирос выкурил его начальник за эти два дня и о чем говорил он со знакомым врачом. Никогда не узнает Муравьев, что теперь в ящике стола, там, где раньше лежали только патроны, заняла место совсем неприметная скляночка. Неприметная, но ох как теперь нужная Данилову! Без нее он слово дал шага не делать. Да и как без нее обойтись? Только защемит слева, только сожмет сердце болью, вынь пробочку, полижи языком — и все прошло.

Нет, ничего не сказал начальник отделения своему оперуполномоченному. Прибыл из командировки, доложил, как положено. Только руку в своей задержал дольше обычного и сказал:

— Ты молодец, Игорь. Красиво сработано.

И Муравьев знал, что больше начальник ничего не скажет. Зачем пустые слова? Работать надо. А работы действительно многовато поднавалило. В тот же день из архива наркомата прислали дело Гоппе. Любопытное, дело. Любопытное и поучительное. Прочитав его, Данилов еще раз убедился в том, что только война позволила таким, как Генрих Карлович, он же Геннадий Кузьмич, всплыть на поверхность. Если бы не она, недолго бы находился Гоппе в бегах, приговор бы привели в исполнение.

В материалах дела обнаружил Данилов любопытную подробность. Оказывается, Владимир Ефимович Шустер, он же Володя Гомельский, скупал и перепродавал добытые бандой Гоппе драгоценности. Вот теперь все окончательно встало на свои места. Ну а дальше что? Дальше широкая черная полоса.

В показаниях Спиридоновой фигурировала некая блондинка из торговой сети. И эту версию отработали. Дружно, всей группой. Две недели ездили по всем торговым точкам. Конечно, попадались похожие, но не те.

И снова приходилось все начинать сначала. Надежда, что где-нибудь всплывут сапфировые серьги или серебряная печать, тоже были маловероятными. Так прошел июль, время к августу приблизилось.

Но недаром Данилов твердо верил в силу улик. Не могли они кануть бесследно, как в воду. Должны выплыть. Только когда — вот вопрос.

Седьмого августа Данилову позвонил Скорин из областного угрозыска:

— Иван Александрович, извините, что беспокою. — Скорин был человеком вежливым. — В райцентре убит человек, пуля выпущена из интересующего вас нагана. Спецсообщение я вам уже послал.

...

«НА ЧАЛЬНИКУ МУРа СРОЧНО

СПЕЦ СООБЩЕНИЕ

6 августа 1942 года участковый уполномоченный старший милиционер Ефимов обнаружил на пересечении дорог, рядом с лесным массивом, труп гражданина Ерохина Василия Петровича, в настоящее время работавшего председателем колхоза «Светлый путь». На месте преступления следов не обнаружено. Из тела покойного извлечена пуля от револьвера системы «наган», калибр 7,62 мм. По данным экспертизы, пуля выпущена из оружия, разыскиваемого Московским уголовным розыском по делу об убийстве гр. Ивановского.

Далее сообщаю, что Ерохин В. П. до начала войны работал в райкоме партии. После оккупации района немцами находился в партизанском отряде. Награжден медалью «За боевые заслуги».

Проведенные нами оперативные мероприятия пока никаких результатов не дали.

Облугрозыск, Скорин».

МОСКВА. Август
(продолжение)

Вот какие события предшествовали разговору Данилова с шофером Быковым. Поэтому сегодня Иван Александрович собирался в дорогу. В общем-то, конечно, поездка предстояла не такая уж долгая. Но все дело в том заключалось, сколько дней потребуется его группе на раскрытие очередного убийства. Найдет убийцу Ерохина, значит, выйдет на тех, кто приходил к Ивановскому. А в том, что эти два преступления одних рук дело, Данилов ни секунды не сомневался.

Так он и сказал начальнику МУРа, когда вместе с ним оговаривал командировку детально. Ехали они не просто как сотрудники милиции. Генерал Платонов прислал им бумагу, в которой группа Данилова именовалась оперативно-розыскной, и строжайше указывалось всем представителям армейских подразделений оказывать ей любую необходимую помощь. Соответственное распоряжение по всей линии дало и Московское управление госбезопасности.

Итак, Данилов открыл сейф, вспомнил добрым словом старика Рогинского. Послушал незатейливую мелодию курантов и достал из нижнего отделения маузер в деревянной кобуре и четыре коробки патронов. Оружием этим (кстати, тем самым, из которого когда-то, в двадцать пятом, всадил ему пулю под сердце Широков), пользовался Данилов редко, только тогда, когда выезжал на ответственные задержания, только тогда, когда точно знал, что придется вступать в огневой контакт. Придумали же определение. Раньше во всех документах писали: «началась перестрелка», «вступили в перестрелку», а теперь вот нате — «огневой контакт». Слова-то какие казенные, серые совсем слова, как погода в ноябре. Правда, Данилов упрямо в рапортах писал по старинке, но наверху его редактировали. Да и черт с ними, с формами этими. Какая разница, как писать, лишь бы делу не мешало.

Данилов открыл чемоданчик, маленький совсем, чуть больше портфеля, и спрятал оружие на самое дно. Сегодня утром Наташа, уложив туда две смены белья, гимнастерку, мыло, бритву, помазок, в общем, все для «первого ночлега», спросила:

26